Произведение, явившееся, по словам самого Толстого, результатом ”безумного авторского усилия”, увидело свет на страницах журнала “Русский вестник” в 1868-1869 годах. Нал романом писатель работал шесть лет: с 1863 по 1869.
Успех “Войны и мира”, по воспоминаниям современников, был необыкновенный.
Русский критик Н. Н. Страхов писал:
В таких великих произведениях, как “Война и мир”, всего яснее открывается истинная сущность и важность искусства. Поэтому “Война и мир” есть также превосходный пробный камень всякого критического и эстетического понимания, а вместе, и жестокий камень преткновения для всякой глупости и всякого нахальства. Кажется, легко понять, что не “Войну и мир” будут ценить по вашим словам и мнениям, а вас будут судить по тому, что вы скажете о “Войне и мире”.
Вскоре книгу Толстого перевели на европейские языки.
Классик французской литературы Г. Флобер, познакомившись с нею, писал Тургеневу:
Спасибо, что заставили меня прочитать роман Толстого. Это первоклассно. Какой живописец и какой психолог!.. Мне кажется, порой в нем есть нечто шекспировское”.
Обратим внимание, что русские и западноевропейские мастера и знатоки литературы в один голос говорят о необычности жанра “Войны и мира”. Они чувствуют, что произведение Толстого не укладывается в привычные формы и границы классического европейского романа.
Что же отличает “Войну и мир” от классического романа?
Для западноевропейского читателя “Война и мир” не случайно представлялась возрождением древнего героического эпоса, современной “Илиадой”. Ведь попытки великих писателей Франции Бальзака и Золя осуществить масштабные эпические замыслы неумолимо приводили их к созданию серии романов. (у Бальзака “Человеческая комедия” состоит из трёх частей, “Ругон-Маккары” Золя состоят из двадцати романов, последовательно воссоздающих картины жизни из разных, обособленных друг от друга сфер французского общества: военный роман, роман об искусстве, о судебном мире, рабочий роман, роман из высшего света). И “Человеческая комедия”, и “Ругон-Маккары” воссоздают картину мира, в котором целое распалось на множество мельчайших частиц.
Герои романов Бальзака и Золя - “частные” люди: их кругозор не выходит за пределы узкого круга жизни, к которому они принадлежат.
Иначе у Толстого. “Заборы”, “ячейки”, “галереи”, которые в европейском романе строго отделяют одну сферу жизни от другой, в сознании Пьера Безухова (главного героя) рушатся, обнаруживая всю свою условность и относительность. Точно так же и человек в романе-эпопее Толстого не прикреплен наглухо к своему сословию, к окружающей среде, не замкнут в своем собственном внутреннем мире, открыт к принятию всей полноты бытия.
Интерес Толстого-писателя сосредоточен не только на изображении отдельных человеческих характеров, но и на связях их между собою в подвижные и взаимосвязанные миры.
Толстой решительно разрушает традиционное деление жизни на “частную” и “историческую”.
У Толстого Николай Ростов, играя в карты с Долоховым, ”молится Богу, как он молился на поле сражения на Амштеттенском мосту”, а в бою под Островной скачет ”наперерез расстроенным рядам французских драгун” “с чувством, с которым он несся наперерез волку”.
Так в повседневном быту Ростов переживает чувства, аналогичные тем, какие одолевали его в первом историческом сражении, а в бою под Островной его воинский дух питает и поддерживает охотничье чутье, рожденное в забавах жизни мирной.
Смертельно раненный князь Андрей в героическую минуту ”вспомнил Наташу такою, какою он видел ее в первый раз на бале 1810 года, с тонкой шеей и тонкими руками, с готовым на восторг, испуганным, счастливым лицом, и любовь и нежность к ней, еще живее и сильнее, чем когда-либо, проснулись в его душе”.
Вся полнота впечатлений мирной жизни не только не оставляет героев Толстого в исторических обстоятельствах, но с еще большей силой оживает, воскрешается в их душе.
Не все современники Толстого осознали глубину совершаемого им в “Войне и мире” открытия. Сказывалась привычка четкого деления жизни на “частную” и “историческую”, привычка видеть в одной из них “низкий”, “прозаический”, а в другой - “высокий” и “поэтический” жанр.
П. А. Вяземский, который сам, подобно Пьеру Безухову, был штатским человеком и участвовал в Бородинском сражении, в статье “Воспоминания о 1812 годе” писал о “Войне и мире”:
Начнем с того, что в упомянутой книге трудно решить и даже догадываться, где кончается история и где начинается роман, и обратно. Это переплетение или, скорее, перепутывание истории и романа, без сомнения, вредит первой и окончательно, перед судом здравой и беспристрастной критики, не возвышает истинного достоинства последнего, то есть романа.
П. В. Анненков считал, что сплетение частных судеб и истории в “Войне и мире” не позволяет ”колесу романической машины” двигаться надлежащим образом.
И даже русские писатели-демократы в лице Д. Д. Минаева, пародируя эту особенность “Войны и мира”, печатали такие стихи:
Нам Бонапарт грозил сурово,
А мы кутили образцово,
Влюблялись в барышень Ростова,
Сводили их с ума...
Толстой слишком решительно разрушал границы между частным и историческим, опережая свою эпоху. Он показал, что историческая жизнь - лишь часть того огромного материка, который мы называем жизнью человеческой.
Толстой смотрит на историю снизу вверх, полагая, что мирная повседневная жизнь людей, во-первых, шире и богаче жизни исторической, а во-вторых, она является той первоосновой, той почвой, из которой историческая жизнь вырастает и которой она питается.
Толстой безгранично расширяет само понимание исторического, включая в него всю полноту “частной” жизни людей. Он добивается, по словам французского критика Мелькиора Вогюэ, ”единственного сочетания великого эпического веяния с бесконечными малыми анализа”.
История оживает у Толстого повсюду, в любом обычном, “частном”, “рядовом” человеке своего времени, она проявляется в характере связи между людьми.
”Война и мир” запоминается читателю как цепь ярких жизненных картин: охота и святки, первый бал Наташи, лунная ночь в Отрадном, пляска Наташи в имении дядюшки, Шенграбенское, Аустерлицкое и Бородинское сражения, гибель Пети Ростова...
Эти “несравненные картины жизни” непременно всплывают в сознании, когда пытаемся осмыслить “Войну и мир”.
Толстой-повествователь не торопится, не пытается свести многообразие жизни к какому-то одному итогу. Напротив, он хочет, чтобы читатели его романа-эпопеи учились ”любить жизнь в бесчисленных, никогда не истощимых её проявлениях”.
| Художественный стиль Толстого | Анна Каренина |